Helen. History in pictures

 Щеулов Сергей Васильевич, с. Голодяевка Новоспасского района Ульяновской обл., 1919 г. рождения. Студент Сызранского педагогического, затем по спецнабору Куйбышевского военно-спортивного техникума. Курсант особо секретной разведшколы, базировавшейся  пос. Серноводск, на территории курорта «Сергиевские минеральные воды». (Вплоть до 1942 года здесь работал инструктором легендарный советский разведчик Рудольф Иванович Абель).

С 1942 года спецкомандировки в тыл врага. Одна из них – в партизанское соединение под командованием Героя Советского Союза Медведева с целью выявления и уничтожения вражеской агентуры затянулась на много месяцев. По возвращении в Москву – краткая учеба при Генштабе. Активное участие в операции по спасению от уничтожения фашистами г. Кракова (эпизод войны известен по х/ф «Майор Вихрь»), в боях за освобождение Варшавы. После войны в Берлине служил в разведполку особого назначения (далекий прообраз нынешнего спецназа ГРУ) – мир уже давился риторикой холодной войны. Кавалер многих боевых наград, в том числе очень редкого для военнослужащих младшего комсостава ордена Богдана Хмельницкого.

Умер в Куйбышеве в возрасте 28 лет и похоронен на центральном городском кладбище в 1948 году.

* * *

… Зрение возвращалось медленно. Но уже сегодня, если долго и напряженно прислушиваться к глуховатому тиканью «ходиков», можно представить, вернее, даже увидеть равномерное покачивание маятника невзрачных, с сереньким циферблатом настенных часов. Серый цвет надолго стал для меня главным в окружающем мире. Горячечная детская хворь – корь вроде бы прошла, но от яркого осеннего лиственного многоцветья не осталось и следа. За окном все казалось пронзительно холодным до черноты серым, впрочем низенький штакетник всегда был таким, особенно после двух-трехдневного осеннего дождя.

В комнатке с низеньким потолком, большую часть которой занимала широкая русская печь, тепло. От заслонки тянуло вкуснятиной: в ведерном чугуне томились вчерашние щи. Скоро должны прийти с работы дед и родители. Черный репродуктор, обычно резко дребезжащий голосами далеких московских людей, почему-то молчал. Поэтому как-то особенно тревожно тишину нарушил бабушкин вскрик: «Сережа!»

Я приплюснул нос к сухому оконному стеклу и сначала, кроме горки ваты между рамами, ничего не увидел. А надо было смотреть вверх, в самый верх низенького окна. Там за заборчиком стоял человек, несмотря на промозглую погоду без шапки, в длинном кожаном пальто. Я уже видел такие в нашей деревне. Из самого Берлина, говорят, их привозили наши солдаты, а в войну их носили фашисты.

Что тут началось в доме! Сразу же за сыном бабушки Сергеем пришли отец с мамой. Дед – старый вояка, зычной командой «Шагом арш!» загнал меня на раскаленную донельзя печку. Плач, смех, крики… Мужской  рокот голосов -  дом приходили соседи-фронтовики: дядя Жуков, глуховатый на левое ухо – контузило на фронте, дядя Абашин – на  войне потерял глаз… Керосина не жалели, горели две «семилинейки» и все равно мне было не видно, кто входил. Дверь хлопала, не переставая, вошедшие принимались обнимать дядю Сережу, похлопывали по спине. Женщины причитали: «Слава Богу, освободили! Товарищ Сталин за справедливость!». А еще говорили про тюрьму, упоминали трудное слово «реабилитация».  Мужчины вторили: «Теперь вернут и должность, и звание, и ордена..!». Рявкнула, перебивая застольный гул, гармошка. Пели «Казак лихой, орел степной…», плясали под «Ехал я из Берлина», плакали вместе с черным вороном, который кружится над молодецкой головой… Мне вдруг стало тревожно: что-то было не так в этом отчаянном приступе радости и черный ворон из песни показался мне огромным, иссиня-черным и когтистым… Я ощутил неизвестный мне ранее приступ страха, который, правда, тут же прошел. Я придавил ошалевшего от жары клопа, блеснувшего в свете «семилинейки» на стене в штукатурке, и … заснул.

… Серенькая полоска света за заплечкой возвестило утро. Нащупав босыми ногами три деревянных ступеньки, я спустился на пол, холодный и чужой, выстуженный непогодой за ночь. В темном уголке за легкой шторкой из материи с драконами (дед привез из Австрии) тихонько шмыгала носом бабушка Анна. В комнате-кухне чисто прибрано. На самом деле давно наступил день. На кухонном столе, покрытом чистой клеенкой, тихо посапывал большой медный с медалями над краном самовар. В зале на двуспальной железной с никелированным шишечками кровати лежал до подбородка укрытый одеялом человек. Дядя Сережа, бабушкин сын, стало быть мой настоящий дядя.

- Славик, принеси мне папироску.

Я слышал, как бесшумной мышкой прошелестела за шторкой бабушка, зашуршала бумагой на заплечке. Там, в черной жестяной коробке, формочке для выпекания хлеба, отец хранил папиросы, а дед – самосад. Табак он выращивал сам в палисаднике, сам же и сушил его на черных широких противнях. Сунула мне в руку слегка помятую пачку: «Иди к дяде».

Я присел на табуретку. Дядя смял мундштук, чиркнул зажигалкой. Пахнуло бензином и густым, на запах приятным дымком.

- Расскажи, как живешь.

- Он болен. Голова болит, - неслышно подошла бабушка, увидев как жадно затянувшись папироской, дядя, застонав, отвернулся к стене.

- Посиди рядом.

- Есть живые? Тогда за мной!     

Они лежали на снегу, даже не наломав лапника, Сергей стоял, прислонившись к сосне, проверяя рожок «шмайссера». С десяток патронов… Поднялись двое. Москвичи первого набора разведывательно-диверсионной группы, товарищи Сергея. – Пошли!

 

Шли, не таясь, напрямик. Десять-пятнадцать шагов – передышка. Хрипло откашливались. Еще дюжина шагов… Рванули настежь жалобно заскулившую дверь. А там… Сразу и не заметили, как дремавший в дальнем углу светелки часовой потянулся к винтовке. Глаза приковал накрытый скатертью стол: дымились миски с отварной картошкой, хлеб, сало, огурцы, тушки кур, мясо, много отварного мяса, четвертные бутыли с самогоном… Во главе стола самая настоящая невеста. Тюлевый платок на голове. Свадьба!

«Шмайссер» Сергея дважды коротко прострекотал. Часовой в углу (а должен стоять на улице!) повалился вместе с винтовкой, а с ним и несколько мундиров слева и справа от невесты. Невелика на гостей была свадьба, пять-семь мундиров, жених да невеста…

  - Война вас испортила, сынок. Жестокие вы стали, как звери.

Бабушка мочила полотенце, прикладывая к разгоряченному лбу сына, массировала виски, шею… Дядя Сережа потихоньку приходил в себя, слова обретали привычный мне смысл.

- Сынок, вы зачем эту несчастную пару в сани запрягли?

Бабушке хорошо известна была эта история со свадьбой, которую Сергей рассказывал в 1944 году. Он, числившийся месяцев восемь «без вести пропавшим», вдруг заявился в отчий дом с еще не залечившей раны радисткой (пусть в деревне поправляется на молоке, в тишине да в заботе) и с большим фибровым чемоданом, полным денег: командировочные, наградные, отпускные за успешные боевые действия в тылу врага. Наверное, самый счастливый месяц в жизни бабушки: красивый, веселый, здоровый, живой сын! Они обошли и объехали тогда всю сызранскую родню от улицы Новой Слободки до Кашпир-рудника. Пытались даже пробиться через весеннюю Волгу в Хворостянку и Новотулку к Железниковым – новой родне Щеуловых, да помешала распутица. Сами чуть не провалились  полынью, а вот чемодан пострадал. Деньги намокли, или весело обклеивали стены и сохранившиеся изразцы на печке в маленькой комнатке по ул. Советской, 41 у родной сестры бабушки тетки Веры. Тогда Сергей и рассказал, как они, собрав со стола всю снедь, прихватив оружие, сложили в сани, запрягли жениха и невесту и повели их в лес.

- Как звери, говоришь? Да не было у нас сил ни на ненависть, ни на жалость. Сами мы бы просто не донесли все это сокровище до товарищей. А так… Их несостоявшаяся свадьба спасла нам жизнь. - Дядя снова заволновался, курил, глубоко затягиваясь.  Три-четыре затяжки и до самой бумаги.

– Наверное, мы бы их расстреляли, русскими оказались, полицаи. Предатели. То ли патронов было жалко… Не руками же их душить. Короче, отпустили мы их. Правда, ушли они босиком, чтобы не сразу немцам о нас сообщить… Развернули скатерть, хватнули самогона и провалились в сон.

… - Я - «Дядя!»   Я – «Дядя!» - выстукивала точки и тире радистка базы. Лицо окаменело то ли от вида изможденного, заросшего бородой разведчика, то ли от счастья видеть их живыми. – Я – «Дядя!» - летел в Москву позывной разведгруппы Сергея. – Задание выполнено. Возвращаюсь домой!»

… За эти несколько дней, когда у нас жил дядя Сережа, я понял, что стал другим. Не знаю, каким, но совершенно другими глазами смотрел на пацанов-сверстников, на родителей, на деда. Даже зрение стало лучше. При хорошем свете я уже различал цифры на «ходиках» и научился правильно называть время. Почему разведчик, герой и вдруг тюрьма?

Вечером дядя Сережа, отец (после демобилизации из армии по ранению он работал в райисполкоме), дед – все месте составляли какие-то письма. Собирались в Москву восстанавливать в звании и чтоб вернули ордена. Ведь Сергея оправдали. Его Сталин оправдал! (Что произошло тогда в конце 1946 года в Берлине, когда пришло известие о представлении капитана Щеулова к очередному званию «майор» и направлении его на учебу в академию в Москву, до сих пор достоверно неизвестно). Много позднее я понял какие это были страшные годы – радость победителей тонула в вине, неудобствах и неустроенности, доносах, зависти и казнокрадстве тыловых чиновников, уже тогда наживающих состояния на людском горе. Не успел полностью реабилитироваться, снять с себя тюремного позора (просидел ведь несколько месяцев, как оправдали) и дядя Сережа.

… На следующее утро дед долго хлопотал во дворе. Блеяли овцы, их у нас было пять, квохтали куры. Пришли незнакомые мужики, недолго поговорили с дедом, ударили по рукам. Потом дед сказал бабушке, что денег хватит на какой-то «пенициллин». Я понял, что их живности в хлеву у нас осталась только корова.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

У центрального входа на городкое кладбище Самары Мемориал. На 111 мраморных плитах золотом выбиты фамилии воинов, умерших от ран и болезней  госпиталях после войны. Здесь всегда многолюдно. Здесь много цветов... Памяти. В том числе и у надписи "Щеулов С.В. - Офицер".

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Вячеслав Железняков , член Союза журналистов России

Источник: «Волжские вести в субботу» 11 марта 2006 г. № 10 (241)